Декабристы в Прибайкалье

ОБОЛЕНСКИЙ
Евгений Петрович
(6.10.1796 - 26.2.1865)
Князь, поручик лейб-гвардии Финляндского полка, старший адъютант дежурства пехоты гвардейского корпуса.

Родился в Новомиргороде. Отец - князь Петр Николаевич Оболенский, действительный статский советник, тульский губернатор; мать - Анна Евгеньевна Кашкина. За отцом в разных губерниях 1348 душ, на которых 338800 рублей долга. Воспитывался дома у французов-гувернеров. В службу вступил юнкером в 1 учебную роту лейб-гвардии артиллерийской бригады - 28.03.1814 года.

Член Союза благоденствия и Северного общества (член Коренной думы и один из правителей), участник восстания на Сенатской площади. Арестован 14.12.1825 года в квартире штаб-лекаря Смирнова, 15.12. переведен в Петропавловскую крепость. Осужден по I разряду и по конфирмации 10.07,1826 года приговорен в каторжную работу вечно. Отправлен закованным в Сибирь 21.07.1826 года в первой партии осужденных декабристов.

Приметы: рост 2 аршина 7 1/2 вершка, "лицом бел, волосы на голове, бороде и бровях светлорусые, на левой щеке имеет бородавку, на правой ноге на берцовой кости знак прежде бывшей раны, говорит шепеляво, корпуса среднего".

22.08.1826 года срок сокращен до 20 лет, 08.11.1832 - до 15 лет и 14.12.1835 - до 13 лет. В Иркутск прибыл 27.08.1826 года, отправлен в Усолье, доставлен снова в Иркутск, отправлен в Благодатский рудник 08.10.1826 года, где находился до 20.09.1827 года, переведен в Читу, в сентябре 1830 года прибыл в Петровский Завод. По указу 10.07.1839 года обращен на поселение в с. Итанца (Турунтаево) Верхнеудинского уезда Иркутской губернии. 20.06.1841 года разрешен перевод в Туринск, 05.07.1842 года разрешен перевод в Ялуторовск. По манифесту об амнистии 26.08.1856 года восстановлен в правах и выехал из Ялуторовска 11.11.1856 года. Жил в Калуге, где и умер.

Жена - Варвара Самсоновна Баранова (разрешение на брак - 15.12.1845) вольноотпущенная крестьянка чиновника Блохина. Дети: Наталья, Анна, Иван, Петр, Николай, Елена, Мария, Ольга, Михаил.

 
 Евгений Оболенский. "Россия потеряла в нем героя..." 

Дворянские революционеры, бывшие на каторге и в ссылке в Забайкалье, оставили глубокий след в истории края, и интерес к фактам и подробностям их пребывания в ссылке не ослабевает по сей день. Правда, в разные годы по-разному оценивали их роль в истории России - от восторженных оценок революционной поры до полного неприятия их целей и методов со стороны современных монархистов, считающих декабристов государственными преступниками и разрушителями России. Да и сами декабристы, по прошествии многих лет, нередко совсем по-другому смотрели на свои действия 14 декабря 1825 года на Сенатской площади Петербурга. В том числе и Евгений Петрович ОБОЛЕНСКИЙ - один из создателей Северного общества, взявший на себя роль руководителя восстания вместо струсившего в последний момент Сергея Трубецкого. Это Евгений Оболенский ранил во время восстания генерала Милорадовича, героя Отечественной войны 1812 года, а поручик Каховский добил генерала правительственных войск смертельным ударом. Каховский был позднее казнен в числе пяти главных заговорщиков, а Оболенский оказался вместе с Трубецким, Муравьевым-Апостолом, Вадковским, Кюхельбекером, Якубовичем и другими декабристами приговорен Верховным уголовным судом к смертной казни отсечением головы, но указом царя Николая I этой группе заговорщиков была дарована жизнь и они были лишены чинов и дворянства, сосланы на вечное поселение и каторгу в Сибирь.
 

В СОВЕТСКИЕ времена Евгения Оболенского историки не очень-то превозносили, видимо, памятуя о том, насколько далеко он отошел от революционных воззрений в годы после возвращения из ссылки, став очень религиозным человеком и выражая сожаления об "ошибках молодости". Во всяком случае, в учебниках его роль в восстании не подчёрки­валась, а иногда даже указывалось, что после неявки Трубецкого на Сенатскую площадь восстание будто бы осталось обезглавлено, хотя это было далеко не так. Тем не менее, Оболенский был наказан доволь­но строго, и в числе главных руководителей заговора был сослан, сначала на Нерчинский рудник, а затем на поселение в Турунтаево.

(В скобках хотелось бы заметить, что иногда в публикациях о декабристе встречаются указания на то, что Оболенский отбывал ссыл­ку в"Етанцах" или "Итанцах", но это всего лишь легкое недоразумение. Дело в том, что такового селения на тогдашней карте Прибайкалья не было, а была Итанцинская волость как административно-территориальная единица, центром которой было селение Турунтаевская слобода, так в документах того времени называлось современное Турунтаево. Недоразумение, видимо, порождено еще и тем, что сам Оболенский в письмах того периода нередко указывал, что живет в Етанцах, приехал в Етанцы и т.д. Видимо, это было обиходное и неофициальное наименование селения по имени протекающей здесь реки и названию волости. Во всяком случае, в официальных документах, материалах переписей того времени название селения Етанцы не встречается).

В 1826-1830 годах Е.П.Оболенский отбывал каторгу на Нерчинских рудниках, а затем был в числе других декабристов переведен в специально построенную тюрьму в Петровском заводе. Здесь прошли долгие восемь лет, прежде чем каторжникам сделали послабление в виде возможности отправиться на жительство под надзор полиции в забайкальские села. Местом ссылки для бывшего князя и сына Тульского губернатора была определена Турунтаевская свобода, куда он и прибыл в начале августа 1839 года, чтобы провести здесь 28 месяцев, по прошествии которых Оболенскому разрешено было поселиться в Ялуторовске Тобольской губернии
 

В июле 1839 года Е.П.Оболенс­кий писал своему другу, декабрис­ту И.И.Пущину: «Мое пребывание здесь приходит к концу. Окружной приехал, я с ним увижусь и отправлюсь. В Етанцах у меня нанят дом у одной вдовы Горбуновой и нанята на два месяца стряпка, сестра Егора Балаганского, по 10 руб. в месяц".

Часть писем турунтаевского пе­риода опубликована была в 1975 году Бурятским книжным издательством в сборнике "Декабристы о Бурятии. Статьи, очерки, письма". Эти публикации помогают проследить некоторые моменты в биографии известного революционера. Кроме того, в Национальном архиве РБ есть специальное дело № 1475, ф.21 - "О нахождении в Турунтаевской слободе государственном преступнике Оболенском и прочие предписания", датированное 1840-1841 годами. Правда, до­кументов здесь негусто - в основном сообщения о поступающих "государственному преступнику" почтовых отправлениях и его распис­ки в получении. Но и по ним мож­но судить о том, что ссыльный де­кабрист не пребывал в полной изоляции, он вел активную переписку с друзьями и родственниками, получал из центральной России от брата газеты "Московские ведомости», "Русский инвалид". Есть несколько и других документов, в которых волостным должностным лицам вышестоящие власти указывали о требованиях по содержанию в ссылке "государственного преступника Евгения Оболенского".

Так, 22 марта .1840 года волостное правление получило следующее разъяснение заседателя Верхнеудинского окружного суда Сологуба, датированное 14 марта:

"Указом Его Императорского Величества, Самодержца Всероссийскаго, из Верхнеудинскаго земскаго суда Итанцинскому волостному правлению. Господин Верхнеудинский окружной начальник в предложении своем от 13 ч. сего марта за №879 изъясняет, что по просьбе государственного преступника Евгения Оболенскаго дозволено ему отлучиться от места поселения в соседственныя волости и в город Верхнеудинск для покупки некоторых припасов. Господин, состоящий в должности Иркутскаго гражданскаго губернатора, входил с представлением к господину Генерал-Губернатору Восточной Сибири. Представление это разрешено его Высокопревосходительством таким образом, что государственному преступнику Евгению Оболенскому на основании известных правил выезд из волости своей в другую не может быть дозволен без ограничения, а потому ежели Оболенскому действительно предстоит край­няя необходимость отлучиться куда-либо, то это не иначе должно быть допущено, как в известное время года и с определением на то срока, которой назначать смотря по существенным надобностям, с тем однако же, чтобы о месте нахождения его непре­менно было известно местному начальству".

Далее в документе сообщается: "Его Превосходительство предписанием от 1 марта за № 157 уведомил его (окружного начальника) о таковой воле господина Генерал-Губернатора Восточной Сибири, поручает ему сделать надлежащее распоряжение, чтобы выезд в другую волость дозволял Оболенскому для сельских занятий в определенное время, нужное для исполнения оных и не более как на месяц, а в город не более как на три дня. Сообщая о сем земскому суду, поручить оному объявить о таковом распоряжении государственному преступнику Евгению Оболенскому, с тем чтобы он в случае надобности сделать отлучку в другую волость или в г. Верхнеудинск для покупки припасов и других надобностей всякий раз предварительно извещал о том местное волостное правление, объяснить оному, зачем и куда нужно ему отлучиться с места поселения, а сие последнее обязано доводить о том до сведения Земскаго суда".

Инструкция подробно определяла и ответственность властей за соблюдение этого порядка. И не дай Бог, если кто-то нарушил бы установления! К примеру, Томский вице-губернатор Н.П.Горлов, заменявший в 1826 году генерал-губернатора Восточной Сибири, сделал декабристам Е.П. Оболенскому и А.И.Якубовичу послабление по прибытии их в Иркутск и, приказав расковать "государствен­ных преступников" и снять караул, направил их в Усолье на солеваренный завод. За это вице-губернатор поплатился карьерой и был отдан под суд. так что можно представить, насколько точно исполняли букву предписаний местные чиновники, которым инструкция указывала далее:

"По получении разрешения г. Начальника округа на выезд Оболенскаго в другую волость Земский, суд обязывает иметь за ним надлежащий надзор и непременно должен быть известен как о занятиях его, так и о месте нахождения его и каждый раз доносить г. Начальнику округа о времени выезда Оболенскаго с места поселения и о возвращении туда, что и возложить на непосредственную ответственность заседателей того участка, где будет находиться Оболенский. И для того приказом Итанцинскому волостному правлению (предписать) послать с предписанием сего предложения указ для объявления государственному преступнику Оболенскому с тем, что когда Обо­ленский намерен будет куда-либо отбыть из места водворения, то предварительно доложить о том предъя­вить волостному правлению, а оно обязано испросить немедленно от земского суда разрешение и для сведения препроводить с сего предло­жения копию чиновнику посельскому" (л.д.19 об.).

ОБОЛЕНСКИЙ прибыл в Турунтаево в ночь на 5 (18) августа 1839 года. Вот как описывает он первые впечатления о здешних местах своему другу: "Местоположение Етанцы совершенно такое же, как ты видел по всей дороге от Петровского до Удинска, т.е. везде ты видишь долину, окруженную возвышенностями, по склону гор пашни, обращенные на полдень; выходя из одной пади, входишь в другую, и таким образом неизменно продолжается ряд одинаковых местоположений: из пади по обыкновению дуют ветры. Речка Етанцы шире Баляги, но большей частью мелка, кроме разливов, в кото­рые она, владычествует далеко за своими берегами".

"Здешние жители бедны вообще, но главнейшее их занятие есть хле­бопашество, которое в прежние годы доставляло им богатство, а ныне за неурожаями сделало их бедными", - писал Е.П.Оболенский.

Действительно, к тому времени, когда декабрист приехал на поселение в Турунтаево, волость испытывала в течение целого ряда лет сильнейшие неурожаи. Побочные промыслы мало кормили местных жителей, в отличие, скажем, от крестьян Ильинской или Байкало-Кударинской волостей, кото­рые много занимались извозом. До­ходы от охоты и рыболовства тоже составляли малый процент бюджета итанцинских семейств. "Насчет бед­ности и нищеты здешних жителей, - писал далее Оболенский, - то молва об ней не преувеличена, но где ее нет; я думаю, что нет в мире уголка, в ко­тором большая половина жителей не находилась в этом положении".

Приехав в Турунтаево, Оболенский поселился в доме местного дьячка, которому по наследству от отца, служившего здесь священником, достался порядочный дом. Видимо, поселенца не устроили каким-то образом условия в заранее нанятом доме вдовы Горбуновой. Но известно, что стряпкой у него служила сестра Егора Балаганского. семье которого Обо­ленский помогал во время пребывания в Петровском заводе. Стряпка эта, писал Оболенский, "была расторопна, употреблялась на всех свадьбах, умела хорошо готовить", в отличие от прежней хозяйки, которая "решитель­но ничего не умеет стряпать, кроме своего карымского чая и простых своих щей". Об этом он сообщал в письме своему каторжному другу, ссыльнопереселенцу А.Л.Кучевскому в Тугутуй 7 августа 1839 года, то есть уже на третий день после приезда в Турунтаевскую слободу. Между прочим, он сообщает, что, квартира его состоит из одной обширной комнаты, что вскоре в этот дом переедет из города еще и семья Крашенинниковых, у которых пятеро детей. Отношения с новыми соседями сложились, видимо, неплохие: в одном из писем Оболенский сообщал, что дети Крашенинникова его утешают, и он относится к ним как к родным.

Несмотря на строгое предписание, волостное начальство на "первых по­рах не очень ревностно выполняло обязанность докладывать о занятиях и поведении "государственного преступника". По крайней мере, 9 янва­ря 1840 года, то есть через пять месяцев после приезда Оболенского в Турунтаево, окружные власти направили волостному правлению гневное письмо с напоминанием о том, что третьего числа каждого месяца следует направлять Верхнеудинекому земскому суду донесения о поведе­нии ссыльного. По прошествии же еще почти трех месяцев, в марте 1840-го года, окружное начальство выслало нарочного казака за доне­сением о поведении Оболенского и потребовало с волостного писаря Иванова за прогон 2 рубля 94 и 2/7 копейки, которые и рыли получены казаком Филипповым 29 марта. Зато уже на другой день от писаря был направлен рапорт его высокоблаго­родию г-ну начальнику Верхнеудинского окружного суда Шапошникову, что присланный в Турунтаевскую слободу государственный преступник Евгений Оболенский "в прошлом феврале месяце вел себя хорошо и много читает книг".
Надзор за "государственным преступником" был строгим во всем, что касалось его перемещений и общения с Центральной Россией... В остальном же Оболенскому была предоставлена свобода действий и жизни по своему усмотрению. Например, ему было разрешено выехать в город для приобретения ружья - охота составляла в те времена и основное развлечение, и статью дохода ссыльного. Газеты и письма от друзей и родственников восполняли ограниченный неграмотными местными жителями круг общения декабрис­та. "Не скажу, чтобы я не имел здесь сношений с людьми, они беспрерывны, но все не в том роде, в каком я бы желал", - сетовал Е.П.Оболенский в одном из писем. Евгений жаловался другу, что когда дом не свой, то ничего не прибавляется; и ничего не бывает в порядке. Понятно, что в доме дьячка были совсем не княжеские условия и нравы здешних жителей вряд ли можно было назвать идеальными... Вот почему "ничего не прибавлялось", а только "убавлялось", надо полагать, и жилье не страдало идеальным порядком.

Прибыв к месту поселения в разгар жатвы и озимого посева, Оболенский был огорчен, что нельзя было достать семян, потому что крестьяне жали остатки хлеба, не побитого морозом, бывшим в июле. "Вот почему я остался без озимого посева", - сетовал Оболенский в письме к другу. Тем не менее, поселенец приступил к земледелию немедленно и даже завел небольшую пашню - "поднял десятин пять залежи тридцатилетней под посев ржи". (Об этом в письме другу Кучевскому от 24 июня 1840 года). В Турунтаеве Оболенского занимали не только хозяйственные заботы. Как и многие декабристы, он стремился проводить свое время с пользой для местных жителей. Он не только охотно занимался обучением крестьянских детей, но и пытался применять свои познания во врачебном деле: "Между прочим, хожу за больным чахоточным мальчиком 17 лет, моим соседом. Это сын нашего пономаря. Я застал его еще на ногах, но с чахоточным кашлем. Теперь, слава Богу, лучше прежнего, но не знаю, продлит ли Господь его дни и даст ли ему здоровье. Мой пономаренок занимает меня утром и вечером, об нем скорблю и по временам радуюсь..."

Через три месяца после приезда в Турунтаево Оболенский уже обзавелся хозяйством, которое насчитывало трех лошадей, корову и двух телят. "За всеми этими животными, - рассказывал Оболенский, - смотрит старик бурят, честный и добрый мужик, которого я взял к себе и надеюсь сохранить. Вот пока все мое хозяйство, будущее неизвестно, не знаю, сохраню ли ны­нешнее, потому что сена понадобится много, а у меня заготовлено мало".

ИЗВЕСТЕН еще один достоверный факт, относящийся к пребыванию Оболенского в Турунтаеве. 16 ноября 1839 года проездом из Баргузина в Удинск его посетил Вильгельм Карлович Кюхельбекер. В разговорах и воспоминаниях друзья-соратники провели один вечер, делясь новостями из своей нелегкой жизни на поселении и известиями из центральной России.

Примерно в то же время Оболенского могли посетить и декабристы Ф.Вадковский, А.Муравьев, И.Повало-Швейковский, которые по разрешению властей выехали для лечения на Туркинские горячие воды. Этот факт подтверждается строками из письма самого Оболенского: "Жду приезда наших больных с горячих вод...". Отметим, что уже в те годы Туркинские воды официально упоминались среди минеральных вод, "особенно известных в России", наряду с кавказскими, липецкими и другими. Здесь также побывал в свое время декабрист И.Шимков, отбывавший ссылку в с.Батурине и похороненный там за несколько лет до приезда Обо­ленского в Турунтаево.

Будучи в Прибайкалье, Оболенский поддерживал почтовую связь со своими сестрами Варварой, Мари­ей, Натальей и братьями Дмитрием, Константином и Сергеем. От брата Константина Евгений Петрович выписывал себе в Турунтаево "Библиотеку для чтения", "Московские ведомости" и "Русский инвалид". В письмах И. Пущину того периода Оболенский сетует на одиночество и отсутствие друзей. Родственники декабристов хлопотали о переводе Пущина Турунтаево, но власти не разрешили ему переезд.

Друзья уговаривали Оболенского обратить­ся с прошением о перемене места ссылки, но Евгений, видимо, не особенно стремился к этому: "За вами не угонишься, - пишет он И.Пущину, - временно вы живете здесь, а впоследствии отправитесь вдаль; перемена места меня не прельщает, я ищу не места, но людей, украшающих местность...".
 

ВПРОЧЕМ, в Турунтаевской слободе Оболенский задержался ненадолго. 5 июля 1841 года власти разрешили ему переезд в Туринск. В конце но­ября Евгений выехал из Турунтаево, а уже 11 декабря гостил у Трубецких в Оёке, недалеко от Иркутска. В феврале 1842 года Оболенский прибыл в Туринск, а еще через год ему было разрешено переселиться в Ялуторовск, где он и прожил 13 лет,  вплоть до амнистии 1856 года. Последние годы жизни Оболенский провел в Калуге, где и умер в конце февраля 1865 года.

Сегодня восстановленная Турунтаевская Спасская церковь выглядит, по крайней мере снаружи, практически так же, как и во времена, когда сюда хаживал Евгений Оболенский, который в годы ссылки стал довольно набожным и много философствовал на религиозные темы. Впоследствии некоторые историки называли Оболенского апологетом самодержавия и православия. Между прочим, сын одного из декабристов - Евгений Якушкин - писал об Оболенском (к тому времени поселившемся в Калуге): «Он хочет уверить себя и других, что он с головы до ног пра­вославный и самый ревностный поклонник самодержавия и особенно Николая Павловича, кроме этого он имеет свойство защищать свое мнение так, что, слушая его, другие убеждаются в совершенно противном. Потому разговор с ним бывает иногда чрезвычайно забавен. Зато он олицетворенная доброта и его никак нельзя не любить".

А в "Записках недекабриста", принадлежащих перу Н.И.Греча (они опубликованы были в «Полярной звезде» Герцена и Огарева), о Евгении Петровиче сказано следующее: "Он выжил срок заключения в Сибири, получил прощение и живет теперь в Калуге... По словам лиц, знавших его, Россия потеряла в нем героя".
 
Александр КОЗИН.
Прибайкальский район.
 
Газета «Бурятия», 10 сентября 2003 г. №172 (3070).

ШИМКОВ
Иван Федорович
(1803(4) - 23.08.1836)

Прапорщик Саратовского пехотного полка.
Из дворян Полтавской губернии. Родился в с. Михновка Кобелякского уезда Полтавской губернии. Отец - статский советник Федор Шимков (за ним 413 душ), мать - Мария NN. Воспитывался в Харьковском университете. В службу вступил подпрапорщиком в Алексопольский пехотный полк 07.07.1820 года.
Член Общества соединенных славян с 1825 года. Приказ об аресте поступил 05.02.1826 года, арестован по месту службы во 2 армии - 14.02.1826 года. Доставлен в Житомир, переведен в Петропавловскую крепость в № 41 Невской куртины. Осужден по IV разряду и по конфирмации 10.07.1826 года приговорен в каторжную работу на 12 лет, срок сокращен до 8 лет - 22.08.1826 года. Отправлен в Сибирь 27.01.1827 года.
Приметы: рост 2 аршина 7 6/8 вершков, "лицо белое, продолговатое, глаза голубые, нос прямой, остр, волосы на голове и бровях светлорусые".
Доставлен в Читинский острог 17.03.1827 года, в Петровский Завод прибыл в сентябре 1830 года. По отбытии срока обращен на поселение в Батуринскую слободу Верхнеудинского округа Иркутской губернии. Безрезультатно в 1834 году ходатайствовал о переводе в Минусинск. В 1836 году просил разрешения вступить в брак с Феклой Дементьевной Батуриной, которая в течение 3 лет помогала ему в ведении хозяйства, брак не состоялся из-за смерти Шимкова. По завещанию все свое имущество оставил невесте. Умер и похоронен на церковном кладбище в с. Батурине.

МОГИЛА  ДЕКАБРИСТА  И. Ф. ШИМКОВА

      Иван Федорович Шимков (1802—1836) — декабрист, бывший прапорщик Саратовского полка. Родился в с. Михневка в семье полтавского помещика. Летом 1825 года вступил в члены Общества соединенных славян и активно включился в его работу, вел пропаганду среди солдат. По приговору Верховного уголовного суда И. Ф. Шимков был отнесен к четвертому разряду государственных преступников и приговорен к 12 годам каторжных работ, в последующем сокращенных до 10, затем — до восьми лет. В Читинский острог поступил 17 марта 1827 года, в 1830 — переведен в Петровский завод. 25 января 1833 года по отбытии срока каторжных работ отправлен на поселение в с. Батурине Верхнеудинского округа, куда декабрист прибыл под надзор местной администрации второго февраля. В Батурине И. Ф. Шимков прожил всего три с небольшим года. Первое время он занимался чтением книг, переводами с французского сочинений общественно-политического, литературно-нравственного характера. Добивался перевода на другое место жительства. Получив 15 десятин земли, приступил к занятию сельским хозяйством и своим трудолюбием снискал уважение местных крестьян. Однако прогрессировавшая болезнь закончилась 23 августа 1836 года смертью Ивана Федоровича. Он завещал все оставшееся имущество невесте Фекле Батуриной, уха­живавший за больным декабристом. Похоронен И. Ф. Шимков в ограде Сретенской церкви. Первоначальный памятник состоял из деревянного двухступенчатою обелиска, высотой 1,75 метра и наклоненной к нему чугунной плитой с текстом: «Иванъ Федоровичъ Шимковъ. Родился 1803 года, скончался 1836 года. Претерпевшiй до конца той спасенъ будетъ. Отъ Матфея. Глав. X». По преданию, плита эта привезена и поставлена же­ной декабриста С. Г. Волконского, М. Н. Волконской. Памятник был обнесен деревянной оградой размером три на полтора метра.

В канун 150-летия восстания декабристов министерство культуры провело реконструкцию памятника. Насыпан холм высотою в полметра, обрамленный двухступенчатым бетонным ограждением. В центре установлено мраморное надгробие, куда вмонтирована старая чугунная плита. К могиле ведет небольшая маршевая лестница. Памятник обнесен железной оградой.