Анна Виноградова

ПРОСТИ  ЕЁ

Его взяли ночью. Перед окнами непривычно загудела машина, яркими фарами осветив избу.

Чекисты вошли шумно, двое сразу встали у дверей. Татьяна испуганно подскочила, схватила в охапку детей и тоскливо ждала, что сейчас прикажут собирать вещи, но чекисты, казалось, не замечали ее. Они приехали за ее мужем Степаном.

Степан неделю назад пришел расстроенный. На ферме пали две коровы и телка. Татьяна, пришедшая с дойки, жалостливо смотрела на его когда-то лихой чуб, на грустные глаза.

— Степа, что ты убиваешься. Какой же ты вредитель? Все знают, что коровы болели.

А муж надсадно кашлял и отворачивался в сторону. Потом подошел к ней и обнял за плечи.

— Чувствую я, неспроста меня уволили. Что же делать? Что делать, Танюша?

Вечером они долго не ложились спать, и вот, ночью приехали. Чекист тем временем подошел к Степану и толкнул его в плечо:

— С женой прощайся да поедем.

Степан обнял детей и прощально оглянулся на жену. Татьяна увидела безнадежность в его глазах. Она зарыдала и долго не могла успокоиться. Старший сын Санька молча гладил ее пушистые волосы, расплетенные на ночь, а маленький Петька хныкал, уткнувшись в ее юбку.

Прошло несколько месяцев, а известий от Степана не было. Она хотела съездить в районный центр, но не было хорошей обуви, а дороги развезло. И тут заболели дети. Сначала Санька. Он лежал, хрипел и смотрел на мать потухшим взглядом, и Татьяна, полубезумная, бегала на работу и с работы, а вечером забегала к тетке Харитинье за травами. Та угрюмо смотрела на соседку, но вытаскивала из чулана пучки засохших трав. Ночью Татьяна сидела около сына, нашептывала какие-то колыбельные, пела как-то странно, речитативом.

Когда Сашка пошел на поправку и лежал еще слабый, но с бледным румянцем на щеках, неожиданно заболел Петька. Он лежал, почти не шевелясь. Татьяна вливала ему по ложечке брусничного морса и поила травами, но лицо малыша стало потихоньку заостряться. И когда в один из ненастных дней Татьяна прибежала с дойки и, обессиленная, сидела у тельца малыша, неожиданно скрипнула дверь. Татьяна оглянулась и замерла от удивления. В дверях стоял кладовщик Василий Агафонов. Он был бобылем. Носил просторную одежду, но деревенские часто называли его горбатым, и девки, когда он был молодым, смеялись над ним. Наверное, от этого Василий никого не посватал и никогда не заговаривал о женитьбе.

Василий нахмурил и без того кустистые брови и неторопливо подошел к Татьяне.

- Слышал я, детки у тебя заболели.

Татьяна, едва сдерживая слезы, махнула головой. Василий взглянул на Петьку, и голос его прервался:

- Да ты что, баба, в больницу его надо. Кажись, парнишечка-то умирает. Татьяна сжала ресницы, но слезы градом хлынули из глаз.

- Кто даст мне машину? Мужик в тюрьме, а я боюсь просить у председателя. Хорошо хоть нас не тронули.

Он посмотрел на нее и вышел. Через некоторое время загудела машина, и Петьку Василий увез в больницу.

Петька выздоравливал долго, несколько месяцев, и когда Василий привез его, сын деловито обошел машину и привычно, как своему, сказал Василию:

- Дядька Вася, ты еще ко мне придешь?

Татьяна повернулась к Василию поблагодарить его и неожиданно увидела, как тот ласково на нее смотрит.

- Ладная ты баба, Татьяна, тихая, работящая. Ты, если что, подходи ко мне с просьбами подсобить, не стесняйся.

Прошло лето. Осенью был неурожай в колхозе, пришлось почти все сдать. Трудодни стали маленькие, дети были всегда голодными.

Однажды Санька пришел поздно, когда солнце уже село. Он улыбался, глядя в лицо матери.

- Угадай, что я принес?

Татьяна напряженно всматривалась в лицо сына, так напоминавшее Степана, - те же глаза, кудрявый чуб, что Санька подошел к ней совсем близко.

- Ты чего, мама, засмотрелась на меня? Та тихо улыбалась.
- Отца сильно мне напомнил. Что с ним? Никакой весточки нет. Сын вдруг резко отвернулся, а потом громко сказал:
-Батя скоро придет. Батя у нас хороший и никакой он не враг. Я с ребятами дерусь, когда они про него так говорят. — И он, вытащив из кармана несколько колосков, шепнул:
- Смотри, на поле подобрал, скоро снег выпадет, все равно ведь пропадут.
У Татьяны сильно забилось сердце.
-Ты что, сынок, что делаешь? Погубить нас хочешь? В соседнем колхозе арестовали целую семью и увезли. Не делай этого, лучше умереть с голода. Санька растерянно смотрел на нее.
- Мама, да Петька-то у нас совсем дошел. Посмотри на него, скелетина живой.
Петька спал за занавеской. Татьяна грустно смотрела на него и заметила, как малыш осунулся и стал как будто меньше ростом.
Колоски они оставили. По вечерам с Санькой сидели, шелушили, а потом смололи на жерновах и получили немного настоящей муки.
Петька радостно засмеялся, когда увидел румяную лепешку. Но мука быстро кончилась и, как только в рацион вошла привычная картошка, опять сник и подолгу лежал на кровати. Татьяна заметила, что у него заострилось личико, и предчувствие беды томило и мучило ее сердце.
Однажды она пришла с вечерней дойки и подошла к Петьке. Тот спал. Татьяна наклонилась и, услышав хриплое дыхание сына, потрогала рукой лоб. У Петьки была высокая температура. Она кинулась к сундучку, в котором лежали травы, но те почти кончились. И тогда она побежала к кладовщику Василию, который приветливо разговаривал с ней и всегда повторял, что "если
понадобится помощь, не стесняйся, проси".
В доме Василия света не было, и Татьяна в нерешительности постояла,
но в глазах стоял больной сын, и тогда она стала стучать в ворота. Вскоре
послышался недовольный голос кладовщика:
- Кого там несет?
Татьяна негромко сказала:
— Это я, Татьяна. Петька опять заболел.
Василий открыл калитку и повел Татьяну к себе. У сеней он прихватил ее за талию и завел в избу. — У меня таблетки есть от температуры. Если не поможет, завтра отвезем
мальца в больницу. Поедешь со мной?
И он вопросительно взглянул ей в лицо. У Татьяны от взгляда Василия
вдруг страшно забилось сердце. Она схватила таблетки и бегом побежала к сыну. Утром Петьке лучше не стало, и в обед Василий, попросив машину, отвез Татьяну с сыном в больницу. Врач, седой мужчина, прослушав Петьку, сказал матери:
— У вашего мальчика пневмония и легкая дистрофия. Нужна госпитализация...
Через неделю, поздно вечером, когда Санька уже спал, а Татьяна дремала, кто-то тихо стукнул в окно. Она испуганно вскочила и побежала к дверям. Это пришел Василий. Он был немножко под хмельком, и карманы его телогрейки странно оттопыривались.
— К тебе можно?
Она хотела закрыть дверь, но, вспомнив Петьку, за которого Василий сильно беспокоился, пропустила кладовщика. Он прошел на кухню, поставил на стол бутылку, в которой было немного самогона, кусочек сала и черный хлеб.
— Знаешь, Татьяна, хорошие у тебя дети, сердечные. Прикипел я к ним, особенно к младшему, забавный пацаненок в конопушках. Выпьем маленько за тебя и твоих детей.
Татьяна, смущаясь, смотрела на Василия, и чудился ей Степан, спокойный, уверенный. Она согласилась и, когда они выпили, отщипнула кусочек хлеба. Василий засмеялся:
— Ешь, чего ты. Завтра в райцентр еду, забегу к Петьке.
И он ближе подвинулся к Татьяне. У нее закружилась голова и заныло сердце. Василий совсем близко наклонился к ней и неожиданно стал целовать. Татьяна хотела оттолкнуть его, но в глазах стоял Степан, и ей показалось: это ее любимый муж сидит с ней. И она прижалась к Василию, словно не понимая происходящего...
Когда она очнулась, Василий счастливо смотрел на нее и гладил по пушистым волосам.
— Люба ты мне, Татьяна. Может, вместе жить будем? Твоего Степана несколько годов уже нет. Я тебе парней помогу поднять, может, еще кого родишь?
Татьяна поднялась:
— Нет, не могу, Василий. Прости за слабость. Степана я люблю и его ждать буду.
Он встал и пошел к двери. В проеме оглянулся и сказал:
— Знай, Татьяна, нравишься ты мне.
На следующий день он ездил в райцентр и зашел вечером к Татьяне, рассказал о сыне. Санька сидел и строгал лучины для печки. Когда кладовщик ушел, Санька сказал матери:
- Что-то уж больно часто дядя Вася к нам заходит, за Петьку сильно беспокоится. Хороший дядька Василий. Ведь правда, мама?
Татьяна молча кивнула и ушла в горницу, у нее сильно загорели щеки при упоминании о Василии.
А через несколько недель привезли оживленного Петьку, и тот бегал, трещал по всей избе, рассказывая о больнице, о врачах и книжках, которые ему там читали.
Прошел месяц, и Татьяна почувствовала неладное. Ее стало тошнить. А еще через некоторое время она поняла, что беременна. Татьяна собралась и побежала к тетке Хартинье, которая выслушала ее, поджав и без того тонкие губы, спросила:
- Когда ты успела нагулять? Мужика вроде и нет. - Но травы дала, и Татьяна пила много, но толку никакого не было.
По весне уже был виден увеличившийся живот, и Петька удивленно спрашивал:
- Ты ничего не ешь, а живот у тебя раздуло как у буржуина в сказке. Санька угрюмо молчал и иногда спрашивал:
- Почему дядька Василий не приходит? Татьяна коротко отвечала:
- Нечего ему здесь делать.
А летом Татьяна родила девочку. Малышка лежала в чистой тряпице, и Татьяна мрачно смотрела на нее и думала о том, что этот ребенок ей не нужен, и какой стыд придется ей нести всю жизнь. Она завернула девочку в теплую тряпку и понесла ее в лес.
Солнце прогрело некоторые поляны, и Татьяна положила ребенка под березу. Малышка закряхтела, пытаясь освободиться, а когда Татьяна стала удаляться, послышался пронзительный детский плач. Женщина постояла в нерешительности, и ей стало казаться, что кругом раздается плач ее малютки. Она повернулась и побежала обратно. Девочка уже развернулась, вокруг нее летали мелкие мошки и комары, и малышка уже обессилела.
Татьяна схватила дочку и побежала домой. Петька, увидев мать, обрадовался, потянул ее за юбку.
- Мама, ты чего принесла?
Когда Татьяна, развернув малышку, протерла ее тельце тряпочкой с кипяченой водой, Петька обрадованно сказал:
- Вот и хорошо, теперь я с ней играть буду.
Санька помогал на сенокосе и пришел поздно. Увидев Татьяну с малышкой, спросил:
- Сестренка? Как назвала, мама? Татьяна сдержанно ответила:
- Маруся. Иди ужинай, сынок.
Маруся подрастала шаловливой и веселой. Санька с Петькой помогали как могли. Несколько раз Василий приходил, пытался поговорить с Татьяной, но та молча отворачивалась и уходила. Однажды Василий пришел рано-рано, почти на рассвете. Он долго стучал в ворота и, когда сонная Татьяна наконец открыла ему, кладовщик крепко обнял ее и жарко зашептал:
- Ну почему ты не хочешь жить со мной? Я все сделаю, чтобы ты и дети были счастливы. У нас же с тобой дочь растет.
Но Татьяна вырвалась из его объятий.
- Не могу я быть с тобой, Василий. Хоть я и согрешила, но все равно мужа своего люблю и ждать его буду до конца жизни.
Прошло несколько лет. Санька окончил семь классов и стал работать в колхозе. Петька учился в школе, а Маруся сидела дома. Ребята ей сделали большую тряпичную куклу, и она возилась с ней целыми днями. Как-то днем скрипнула дверь в сенях. Татьяна латала старое одеяло, и когда она увидела Степана, у нее отнялись ноги. Он похудел, отрастил бороду и только глаза его также с любовью смотрели на Татьяну. Степан обнял ее, и она почувствовала терпкий запах его тела. Он посадил ее на табуретку, а сам примостился рядом.
— Как жили? Как сыновья? Я тут им гостинцы принес.
Татьяна, не поднимая глаз, неторопливо все рассказала. Он недоуменно взглянул на нее.
— Будто не рада. Отвыкла от меня.
Она качнула головой.
- Нет, что ты. Рада, очень рада. А дети-то вообще тебя так ждут.
Степан вытащил из котомки несколько больших пряников и жестяную
банку леденцов.
- Вот гостинцы ребятне,- и внезапно увидел Марусю, которая, услышав
про гостинцы, вышла из-за печки. Он взял один из пряников и, приветливо улыбнувшись малышке, спросил:
— Это чья же такая хорошенькая девчушка? Соседская, поди? Возьми
пряник-то.
Она схватила пряник и уткнулась Татьяне в колени.
— Мама, а дядя мне целый пряник дал.
Степан в растерянности онемел, а потом нерешительно поднялся.
— Так у тебя другой мужик?
Татьяна промолчала, и только щеки ее густо заалели. Он спросил:
— Ты что, нагуляла девчонку?
Она опустила голову. Степан взял котомку и пошел к выходу. Татьяна осталась сидеть за столом, обняв руками маленькую Марусю, а из глаз ее текли слезы.
Степан шел по дороге и думал о том, что ему некуда податься, и что же делать дальше, а навстречу шел высокий симпатичный парень. Парень прошел мимо, а потом повернулся и догнал его.
— Батя, ты! Вернулся!
Степан, удивленный, остановился. Он понял, что это его старший сын. Но как же он изменился за эти годы, превратившись из веснушчатого пацаненка в крепкого парня. Санька, задыхаясь от счастья, обнимал его.
— Батя, как ждали мы тебя с мамой! Верили, что вернешься. Степан немного отстранился от сына.
— Уезжаю я, извини уж. Знаешь, чего мать твоя натворила? Нагуляла девчонку.
Санька вдруг неожиданно встал на колени перед отцом, посередине пыльной дороги.
— Батя, прости ее. Нас она от голодной смерти спасла. Петька дважды помирал. Дядька Василий Агафонов помогал. Прости ее, и нас прости. Из-за нас ведь все произошло. Он столько раз приходил, жить хотел с нами. Тебя любит она, а греха с кем не бывает-то.
Степан изменился в лице и, казалось, что он сейчас заплачет. Потом он поднял своего сына с колен, и глаза его увлажнились:
— Умный ты парень, Санька. Если бы не ты, не знаю, что и делать бы стал, впору удавиться. Знаешь, пойдем вместе домой.
Когда они вернулись, Татьяна от счастья вспыхнула румянцем, стала суетиться, чистить картошку, а Степан осторожно взял Марусю на руки и сказал:
- Батя я твой. Завтра куклу тебе сделаю, настоящую, деревянную. Та обнимала его ручонками и заливисто смеялась.
- Колючий какой ты, батя, и старый, как дедушка.

ВЕРНУТЬСЯ ДОМОЙ
 

Деревня наша стояла в глубине впадины, кругом были горы, покрытые соснами, а у самых домов протекала холодная речушка. Жители деревни брали чистую воду из речушки, и когда я однажды несла ведро воды, неожиданно услышала чей-то голос.

- А нельзя ли испить водицы?

Оглянувшись, я увидела, что совсем рядом стоял старик, очевидно, он приехал с последней электричкой. Да, действительно, он был стар. Кожа на лице желтоватая и глубокие морщины придавали ему угрюмый вид, но глаза лучились лукавством и острым умом.

Он неторопливо попил воды, и это у него получилось довольно ловко, а потом неожиданно спросил:

- А не знаешь ли ты что-либо о Степаниде Лукиной?

Это очень удивило меня, потому что бабушка Степанида приходилась мне родней.

Старик глянул на мое несколько изумленное лицо и улыбнулся.

- Раз ты так на меня уставилась, значит, она жива, и то хорошо.

И он пошел со мной, потому что я как раз несла ведро воды к Степаниде.

Когда мы зашли во двор, пес Байкал залился громким лаем, дверь в сенях скрипнула и вышла бабушка Степанида. Она хмуро взглянула на незнакомца и хотела что-то сказать, но неожиданно что-то в глазах ее изменилось и на щеках появилось какое-то подобие румянца. Было заметно, что она сильно разволновалась. Старик тоже разволновался. Он даже слегка покачнулся, и я его схватила за рукав.

- Вас поддержать?

Он неторопливо отвел мою руку и пошел навстречу бабушке Степаниде. Она стояла неподвижно, подняв голову.

- Здравствуй, Степушка. Сколько лет не виделись, я уж и не думал, что вернусь домой,— сказал с долей нежности незнакомец, и ее строгие глаза неожиданно потеплели.

Она протянула ему свою уже потемневшую, загрубевшую руку.

- Здравствуй, Трофим. Не чаяла уж, что встретимся, а брат твой Никита покинул меня. Вдова я уже десятый год.

Я даже вздрогнула от услышанного. Все знали, что у дедушки Никиты был брат Трофим, да сгинул он в далекие тридцатые годы. Кто говорил, что его репрессировали, кто поговаривал, что не поделил он чего-то с братом. Но совсем недавно бабушка Степанида в долгом сумеречном разговоре разоткровенничалась и рассказала о своей далекой молодости. Когда-то давно она — молодая девка с длинной русой косой и ясными синими глазами - слыла довольно видной на деревне, и полюбили ее два брата Лукины.

Один брат буйного характера — весельчак Трофим, а другой спокойный и степенный — Никита. Она вспоминала свою молодость, и пальцы ее нервно перебирали плюшевую, в цветах, скатерть, постеленную на круглом столе. А потом она рассказала о сватовстве, и выяснилось, что Трофим просто исчез, а Никита пришел со сватами. Так и решилась судьба бабушки Степаниды. А Трофим уехал в город, часто писал своей матери,— тетке Лукерье. Она же, в бытность свою неграмотной, прибегала к Степаниде, и та читала ей письма. В них ни разу он не спрашивал про брата и его молодую жену. Но через год тетка Лукерья стала жаловаться, что Трофим куда-то уехал и не дает о себе никаких известий. Много лет не было от него вестей и только однажды сосед Евдокимов, побывавший в трудовом лагере, рассказывал, что видел Трофима на лесосплаве. Мол, он был там бригадиром и жил в одном из якутских леспромхозов.

Прошли годы. Отгремела война. Никита пришел с Западного фронта весь израненный, долго болел. Степанида лечила его, много работала, ловила рыбу, кормила детей. Их уже было трое. Старший, Иван, помогал матери, чем мог, и теперь, после тех нелегких лет, когда приходилось неподвижно стоять в холодной воде и ловить рыбу, его мучает жестокий ревматизм. Но Никита все же поднялся, стал работать на выжиге извести, забрал

Ивана с собой. Так семья и встала на ноги. Построили большой дом с амбаром, завели живность.

Младшая дочь Вера окончила десять классов и уехала в город, а два сына,

Иван и Петр, остались жить около родителей. Жизнь в деревне всегда проходит в работе. Степанида работала в леспромхозе, на пилораме, а Никита к пенсии разболелся, очевидно, дали знать фронтовые раны. Немного полежав в постели, дед Никита умер, оставив Степаниду - еще довольно крепкую женщину — вдовой.

Я часто заходила к бабушке Степаниде. Она всегда что-то делала по дому, но ее уже слегка выцветшие глаза зорко следили за тем, что происходит вокруг.

Она слыла в деревне строгой, неразговорчивой женщиной. Много молилась, в красном углу висел большой крест. И вот, наверное, впервые я увидела, как бабушка Степанида обрадовалась и даже как-то развеселилась приезду дяди Трофима.

На следующий день, когда я пришла в их дом, дядя Трофим, неловко размахивая топором, колол дрова.

Степанида стояла рядом и что-то ему говорила, он что-то отвечал. Потом положил топор и вытер ладонью вспотевший лоб. Через некоторое время мы все пили чай, наливая его в широкие блюдца в красный цветок. Я же особенно любила есть ее белые мягкие лепешки, испеченные в русской печи.

А в сумерках они сидели в тишине, и было слышно, как поскрипывает сверчок в углу дальней спальни. Дядя Трофим держал ее руку и тихо-тихо что-то рассказывал, а Степанида слегка улыбалась, и иногда слышался ее легкий смешок, что для меня было особенно удивительным. Они даже не включали телевизор, очевидно, так много хотелось поведать друг другу.

А через неделю, когда я зашла попроведовать стариков, ставни в доме были закрыты, хотя бабушка Степанида что-то делала во дворе. Когда я бросилась открывать их, она меня сурово остановила. — Трофим лежит, упокоил его господь. Не торопись. — И, повернувшись ко мне, тихо не то сказала, не то спросила: - Я до сих пор сомневаюсь, правильно ли я сделала, что вышла замуж за Никиту, отказав в тот злополучный вечер Трофиму.