Декабристы в Прибайкалье

Евгений Оболенский. Россия потеряла в нем героя

Дворянские революционеры, бывшие на каторге и в ссылке в Забайкалье, оставили глубокий след в истории края, и интерес к фактам и подробностям их пребывания в ссылке не ослабевает по сей день. Правда, в разные годы по-разному оценивали их роль в истории России - от восторженных оценок революционной поры до полного неприятия их целей и методов со стороны современных монархистов, считающих декабристов государственными преступниками и разрушителями России. Да и сами декабристы, по прошествии многих лет, нередко совсем по-другому смотрели на свои действия 14 декабря 1825 года на Сенатской площади Петербурга. В том числе и Евгений Петрович ОБОЛЕНСКИЙ - один из создателей Северного общества, взявший на себя роль руководителя восстания вместо струсившего в последний момент Сергея Трубецкого. Это Евгений Оболенский ранил во время восстания генерала Милорадовича, героя Отечественной войны 1812 года, а поручик Каховский добил генерала правительственных войск смертельным ударом. Каховский был позднее казнен в числе пяти главных заговорщиков, а Оболенский оказался вместе с Трубецким, Муравьевым-Апостолом, Вадковским, Кюхельбекером, Якубовичем и другими декабристами приговорен Верховным уголовным судом к смертной казни отсечением головы, но указом царя Николая I этой группе заговорщиков была дарована жизнь и они были лишены чинов и дворянства, сосланы на вечное поселение и каторгу в Сибирь.

В СОВЕТСКИЕ времена Евгения Оболенского историки не очень-то превозносили, видимо, памятуя о том, насколько далеко он отошел от революционных воззрений в годы после возвращения из ссылки, став очень религиозным человеком и выражая сожаления об "ошибках молодости". Во всяком случае, в учебниках его роль в восстании не подчёркивалась, а иногда даже указывалось, что после неявки Трубецкого на Сенатскую площадь восстание будто бы осталось обезглавлено, хотя это было далеко не так. Тем не менее, Оболенский был наказан довольно строго, и в числе главных руководителей заговора был сослан, сначала на Нерчинский рудник, а затем на поселение в Турунтаево.

(В скобках хотелось бы заметить, что иногда в публикациях о декабристе встречаются указания на то, что Оболенский отбывал ссылку в"Етанцах" или "Итанцах", но это всего лишь легкое недоразумение. Дело в том, что такового селения на тогдашней карте Прибайкалья не было, а была Итанцинская волость как административно-территориальная единица, центром которой было селение Турунтаевская слобода, так в документах того времени называлось современное Турунтаево. Недоразумение, видимо, порождено еще и тем, что сам Оболенский в письмах того периода нередко указывал, что живет в Етанцах, приехал в Етанцы и т.д. Видимо, это было обиходное и неофициальное наименование селения по имени протекающей здесь реки и названию волости. Во всяком случае, в официальных документах, материалах переписей того времени название селения Етанцы не встречается).

В 1826-1830 годах Е.П.Оболенский отбывал каторгу на Нерчинских рудниках, а затем был в числе других декабристов переведен в специально построенную тюрьму в Петровском заводе. Здесь прошли долгие восемь лет, прежде чем каторжникам сделали послабление в виде возможности отправиться на жительство под надзор полиции в забайкальские села. Местом ссылки для бывшего князя и сына Тульского губернатора была определена Турунтаевская свобода, куда он и прибыл в начале августа 1839 года, чтобы провести здесь 28 месяцев, по прошествии которых Оболенскому разрешено было поселиться в Ялуторовске Тобольской губернии

В июле 1839 года Е.П.Оболенский писал своему другу, декабристу И.И.Пущину: «Мое пребывание здесь приходит к концу. Окружной приехал, я с ним увижусь и отправлюсь. В Етанцах у меня нанят дом у одной вдовы Горбуновой и нанята на два месяца стряпка, сестра Егора Балаганского, по 10 руб. в месяц".

Часть писем турунтаевского периода опубликована была в 1975 году Бурятским книжным издательством в сборнике "Декабристы о Бурятии. Статьи, очерки, письма". Эти публикации помогают проследить некоторые моменты в биографии известного революционера. Кроме того, в Национальном архиве РБ есть специальное дело № 1475, ф.21 - "О нахождении в Турунтаевской слободе государственном преступнике Оболенском и прочие предписания", датированное 1840-1841 годами. Правда, документов здесь негусто - в основном сообщения о поступающих "государственному преступнику" почтовых отправлениях и его расписки в получении. Но и по ним можно судить о том, что ссыльный декабрист не пребывал в полной изоляции, он вел активную переписку с друзьями и родственниками, получал из центральной России от брата газеты "Московские ведомости», "Русский инвалид". Есть несколько и других документов, в которых волостным должностным лицам вышестоящие власти указывали о требованиях по содержанию в ссылке "государственного преступника Евгения Оболенского".

Так, 22 марта .1840 года волостное правление получило следующее разъяснение заседателя Верхнеудинского окружного суда Сологуба, датированное 14 марта:

"Указом Его Императорского Величества, Самодержца Всероссийскаго, из Верхнеудинскаго земскаго суда Итанцинскому волостному правлению. Господин Верхнеудинский окружной начальник в предложении своем от 13 ч. сего марта за №879 изъясняет, что по просьбе государственного преступника Евгения Оболенскаго дозволено ему отлучиться от места поселения в соседственныя волости и в город Верхнеудинск для покупки некоторых припасов. Господин, состоящий в должности Иркутскаго гражданскаго губернатора, входил с представлением к господину Генерал-Губернатору Восточной Сибири. Представление это разрешено его Высокопревосходительством таким образом, что государственному преступнику Евгению Оболенскому на основании известных правил выезд из волости своей в другую не может быть дозволен без ограничения, а потому ежели Оболенскому действительно предстоит крайняя необходимость отлучиться куда-либо, то это не иначе должно быть допущено, как в известное время года и с определением на то срока, которой назначать смотря по существенным надобностям, с тем однако же, чтобы о месте нахождения его непременно было известно местному начальству".

Далее в документе сообщается: "Его Превосходительство предписанием от 1 марта за № 157 уведомил его (окружного начальника) о таковой воле господина Генерал-Губернатора Восточной Сибири, поручает ему сделать надлежащее распоряжение, чтобы выезд в другую волость дозволял Оболенскому для сельских занятий в определенное время, нужное для исполнения оных и не более как на месяц, а в город не более как на три дня. Сообщая о сем земскому суду, поручить оному объявить о таковом распоряжении государственному преступнику Евгению Оболенскому, с тем чтобы он в случае надобности сделать отлучку в другую волость или в г. Верхнеудинск для покупки припасов и других надобностей всякий раз предварительно извещал о том местное волостное правление, объяснить оному, зачем и куда нужно ему отлучиться с места поселения, а сие последнее обязано доводить о том до сведения Земскаго суда".

Инструкция подробно определяла и ответственность властей за соблюдение этого порядка. И не дай Бог, если кто-то нарушил бы установления! К примеру, Томский вице-губернатор Н.П.Горлов, заменявший в 1826 году генерал-губернатора Восточной Сибири, сделал декабристам Е.П. Оболенскому и А.И.Якубовичу послабление по прибытии их в Иркутск и, приказав расковать "государственных преступников" и снять караул, направил их в Усолье на солеваренный завод. За это вице-губернатор поплатился карьерой и был отдан под суд. Так что можно представить, насколько точно исполняли букву предписаний местные чиновники, которым инструкция указывала далее:

"По получении разрешения г. Начальника округа на выезд Оболенскаго в другую волость Земский, суд обязывает иметь за ним надлежащий надзор и непременно должен быть известен как о занятиях его, так и о месте нахождения его и каждый раз доносить г. Начальнику округа о времени выезда Оболенскаго с места поселения и о возвращении туда, что и возложить на непосредственную ответственность заседателей того участка, где будет находиться Оболенский. И для того приказом Итанцинскому волостному правлению (предписать) послать с предписанием сего предложения указ для объявления государственному преступнику Оболенскому с тем, что когда Оболенский намерен будет куда-либо отбыть из места водворения, то предварительно доложить о том предъявить волостному правлению, а оно обязано испросить немедленно от земского суда разрешение и для сведения препроводить с сего предложения копию чиновнику посельскому" (л.д.19 об.).

ОБОЛЕНСКИЙ прибыл в Турунтаево в ночь на 5 (18) августа 1839 года. Вот как описывает он первые впечатления о здешних местах своему другу: "Местоположение Етанцы совершенно такое же, как ты видел по всей дороге от Петровского до Удинска, т.е. везде ты видишь долину, окруженную возвышенностями, по склону гор пашни, обращенные на полдень; выходя из одной пади, входишь в другую, и таким образом неизменно продолжается ряд одинаковых местоположений: из пади по обыкновению дуют ветры. Речка Етанцы шире Баляги, но большей частью мелка, кроме разливов, в которые она, владычествует далеко за своими берегами".

"Здешние жители бедны вообще, но главнейшее их занятие есть хлебопашество, которое в прежние годы доставляло им богатство, а ныне за неурожаями сделало их бедными", - писал Е.П.Оболенский.

Действительно, к тому времени, когда декабрист приехал на поселение в Турунтаево, волость испытывала в течение целого ряда лет сильнейшие неурожаи. Побочные промыслы мало кормили местных жителей, в отличие, скажем, от крестьян Ильинской или Байкало-Кударинской волостей, которые много занимались извозом. Доходы от охоты и рыболовства тоже составляли малый процент бюджета итанцинских семейств. "Насчет бедности и нищеты здешних жителей, - писал далее Оболенский, - то молва об ней не преувеличена, но где ее нет; я думаю, что нет в мире уголка, в котором большая половина жителей не находилась в этом положении".

Приехав в Турунтаево, Оболенский поселился в доме местного дьячка, которому по наследству от отца, служившего здесь священником, достался порядочный дом. Видимо, поселенца не устроили каким-то образом условия в заранее нанятом доме вдовы Горбуновой. Но известно, что стряпкой у него служила сестра Егора Балаганского. семье которого Оболенский помогал во время пребывания в Петровском заводе. Стряпка эта, писал Оболенский, "была расторопна, употреблялась на всех свадьбах, умела хорошо готовить", в отличие от прежней хозяйки, которая "решительно ничего не умеет стряпать, кроме своего карымского чая и простых своих щей". Об этом он сообщал в письме своему каторжному другу, ссыльнопереселенцу А.Л.Кучевскому в Тугутуй 7 августа 1839 года, то есть уже на третий день после приезда в Турунтаевскую слободу. Между прочим, он сообщает, что, квартира его состоит из одной обширной комнаты, что вскоре в этот дом переедет из города еще и семья Крашенинниковых, у которых пятеро детей. Отношения с новыми соседями сложились, видимо, неплохие: в одном из писем Оболенский сообщал, что дети Крашенинникова его утешают, и он относится к ним как к родным.

Несмотря на строгое предписание, волостное начальство на "первых порах не очень ревностно выполняло обязанность докладывать о занятиях и поведении "государственного преступника". По крайней мере, 9 января 1840 года, то есть через пять месяцев после приезда Оболенского в Турунтаево, окружные власти направили волостному правлению гневное письмо с напоминанием о том, что третьего числа каждого месяца следует направлять Верхнеудинскому земскому суду донесения о поведении ссыльного. По прошествии же еще почти трех месяцев, в марте 1840-го года, окружное начальство выслало нарочного казака за донесением о поведении Оболенского и потребовало с волостного писаря Иванова за прогон 2 рубля 94 и 2/7 копейки, которые и рыли получены казаком Филипповым 29 марта. Зато уже на другой день от писаря был направлен рапорт его высокоблагородию г-ну начальнику Верхнеудинского окружного суда Шапошникову, что присланный в Турунтаевскую слободу государственный преступник Евгений Оболенский "в прошлом феврале месяце вел себя хорошо и много читает книг".

Надзор за "государственным преступником" был строгим во всем, что касалось его перемещений и общения с Центральной Россией... В остальном же Оболенскому была предоставлена свобода действий и жизни по своему усмотрению. Например, ему было разрешено выехать в город для приобретения ружья - охота составляла в те времена и основное развлечение, и статью дохода ссыльного. Газеты и письма от друзей и родственников восполняли ограниченный неграмотными местными жителями круг общения декабриста. "Не скажу, чтобы я не имел здесь сношений с людьми, они беспрерывны, но все не в том роде, в каком я бы желал", - сетовал Е.П.Оболенский в одном из писем. Евгений жаловался другу, что когда дом не свой, то ничего не прибавляется; и ничего не бывает в порядке. Понятно, что в доме дьячка были совсем не княжеские условия и нравы здешних жителей вряд ли можно было назвать идеальными... Вот почему "ничего не прибавлялось", а только "убавлялось", надо полагать, и жилье не страдало идеальным порядком.

Прибыв к месту поселения в разгар жатвы и озимого посева, Оболенский был огорчен, что нельзя было достать семян, потому что крестьяне жали остатки хлеба, не побитого морозом, бывшим в июле. "Вот почему я остался без озимого посева", - сетовал Оболенский в письме к другу. Тем не менее, поселенец приступил к земледелию немедленно и даже завел небольшую пашню - "поднял десятин пять залежи тридцатилетней под посев ржи". (Об этом в письме другу Кучевскому от 24 июня 1840 года). В Турунтаеве Оболенского занимали не только хозяйственные заботы. Как и многие декабристы, он стремился проводить свое время с пользой для местных жителей. Он не только охотно занимался обучением крестьянских детей, но и пытался применять свои познания во врачебном деле: "Между прочим, хожу за больным чахоточным мальчиком 17 лет, моим соседом. Это сын нашего пономаря. Я застал его еще на ногах, но с чахоточным кашлем. Теперь, слава Богу, лучше прежнего, но не знаю, продлит ли Господь его дни и даст ли ему здоровье. Мой пономаренок занимает меня утром и вечером, об нем скорблю и по временам радуюсь..."

Через три месяца после приезда в Турунтаево Оболенский уже обзавелся хозяйством, которое насчитывало трех лошадей, корову и двух телят. "За всеми этими животными, - рассказывал Оболенский, - смотрит старик бурят, честный и добрый мужик, которого я взял к себе и надеюсь сохранить. Вот пока все мое хозяйство, будущее неизвестно, не знаю, сохраню ли нынешнее, потому что сена понадобится много, а у меня заготовлено мало".

ИЗВЕСТЕН еще один достоверный факт, относящийся к пребыванию Оболенского в Турунтаеве. 16 ноября 1839 года проездом из Баргузина в Удинск его посетил Вильгельм Карлович Кюхельбекер. В разговорах и воспоминаниях друзья-соратники провели один вечер, делясь новостями из своей нелегкой жизни на поселении и известиями из центральной России.
Примерно в то же время Оболенского могли посетить и декабристы Ф.Вадковский, А.Муравьев, И.Повало-Швейковский, которые по разрешению властей выехали для лечения на Туркинские горячие воды. Этот факт подтверждается строками из письма самого Оболенского: "Жду приезда наших больных с горячих вод...". Отметим, что уже в те годы Туркинские воды официально упоминались среди минеральных вод, "особенно известных в России", наряду с кавказскими, липецкими и другими. Здесь также побывал в свое время декабрист И.Шимков, отбывавший ссылку в с.Батурине и похороненный там за несколько лет до приезда Оболенского в Турунтаево.

Будучи в Прибайкалье, Оболенский поддерживал почтовую связь со своими сестрами Варварой, Марией, Натальей и братьями Дмитрием, Константином и Сергеем. От брата Константина Евгений Петрович выписывал себе в Турунтаево "Библиотеку для чтения", "Московские ведомости" и "Русский инвалид". В письмах И. Пущину того периода Оболенский сетует на одиночество и отсутствие друзей. Родственники декабристов хлопотали о переводе Пущина Турунтаево, но власти не разрешили ему переезд.

Друзья уговаривали Оболенского обратиться с прошением о перемене места ссылки, но Евгений, видимо, не особенно стремился к этому: "За вами не угонишься, - пишет он И.Пущину, - временно вы живете здесь, а впоследствии отправитесь вдаль; перемена места меня не прельщает, я ищу не места, но людей, украшающих местность...".

ВПРОЧЕМ, в Турунтаевской слободе Оболенский задержался ненадолго. 5 июля 1841 года власти разрешили ему переезд в Туринск. В конце ноября Евгений выехал из Турунтаево, а уже 11 декабря гостил у Трубецких в Оёке, недалеко от Иркутска. В феврале 1842 года Оболенский прибыл в Туринск, а еще через год ему было разрешено переселиться в Ялуторовск, где он и прожил 13 лет,  вплоть до амнистии 1856 года. Последние годы жизни Оболенский провел в Калуге, где и умер в конце февраля 1865 года.

Сегодня восстановленная Турунтаевская Спасская церковь выглядит, по крайней мере снаружи, практически так же, как и во времена, когда сюда хаживал Евгений Оболенский, который в годы ссылки стал довольно набожным и много философствовал на религиозные темы. Впоследствии некоторые историки называли Оболенского апологетом самодержавия и православия. Между прочим, сын одного из декабристов - Евгений Якушкин - писал об Оболенском (к тому времени поселившемся в Калуге): «Он хочет уверить себя и других, что он с головы до ног православный и самый ревностный поклонник самодержавия и особенно Николая Павловича, кроме этого он имеет свойство защищать свое мнение так, что, слушая его, другие убеждаются в совершенно противном. Потому разговор с ним бывает иногда чрезвычайно забавен. Зато он олицетворенная доброта и его никак нельзя не любить".

А в "Записках недекабриста", принадлежащих перу Н.И.Греча (они опубликованы были в «Полярной звезде» Герцена и Огарева), о Евгении Петровиче сказано следующее: "Он выжил срок заключения в Сибири, получил прощение и живет теперь в Калуге... По словам лиц, знавших его, Россия потеряла в нем героя".

Александр КОЗИН.

Прибайкальский район.

Газета «Бурятия», 10 сентября 2003 г. №172 (3070).